Светлана Ишмуратова: «Я лучше буду ползти к финишу, чем опущу руки и сдамся»

Двукратная олимпийская чемпионка Светлана Ишмуратова в преддверии стартующего в среду, 13 января, пятого этапа Кубка мира 2015/2016 по биатлону в немецком Рупольдинге поделилась мнением о самых ярких биатлонных городах, вспомнила забавные случаи на трассах и рассказала о своих первых лыжах.

«ВО ВРЕМЯ ЭТАПОВ В АНТХОЛЬЦЕ ПРОРЫВАЛИСЬ НА ШОППИНГ»

 — Немецкий Рупольдинг принял 4-й этап по биатлону вместо бесснежного Оберхофа. Сталкивались ли вы с такими явлениями во время своей карьеры?

 — Сталкивалась, конечно. Помню, в 2000-ых в итальянском Антхольце перед новым годом провели сразу три этапа, так как в Европе не было снега, а в Антхольце на высоте около 2 тысяч метров снег был.

 — Было удобно бежать три этапа в одном городе?

 — Нет, потому что надоедает. В спорте и так довольно жесткий график, поэтому важно менять обстановку, видеть новые лица. А когда три этапа живешь на высоте и кроме гостиницы ничего не видишь — это тяжело. Но это была вынужденная ситуация. И все же в Антхольце очень красиво: горы, снег, солнце! С утра может быть -15 градусов, а днем выше нуля. Мы жили у стадиона, и в плане соревнований и тренировок это было шикарно: в любой момент можешь надеть лыжи, подняться на километр и начать тренировку.

Конечно, в свободное время мы выбирались в город – походить по магазинам. Но спускались недалеко, чтобы не «потерять» высоту. В общем, прорывались на шоппинг, чтобы поднять настроение, снять нервное напряжение, избавиться от депрессии и скуки.

 — Вас узнавали в городе?

 — Нет! Мы старались не выделяться, поэтому в город ходили в обычной одежде. Да и к тому же от спортивного образа иногда устаешь, хочется почувствовать себя обычным человеком, слиться с толпой.

Но нас в любом облачении могли узнать разве что в Рупольдинге –, но это вообще Мекка биатлона! Этот город очень любят и спортсмены. Там нет затяжных подъемов на трассах, но трасса очень рабочая. Там и с питанием получше, мясо вкусное и пиво хорошее.

 — Пиво?

 — Спортсменам не запрещено пиво. Но никто не позволит себе выпить холодного пива накануне старта, поэтому мы могли сделать разве что глоток. А что касается питания, то мы ходили в небольшой ресторанчик рядом с гостиницей. Ох, какая там была утка! А свиная рулька! Порции невероятные – по пол-утки на тарелке. Даже вспоминать вкусно. Конечно, мы не ели так много! Но в разгрузочные дни иногда могли гусиком полакомиться.

«ЧЕМ ХУЖЕ ПОГОДА – ТЕМ ЛУЧШЕ Я БЕГУ»

 — То есть, здорово, что уже завтра Рупольдинг принимает очередной этап?

 — Да, я люблю этот город, да и в целом мне очень нравится Германия. Мой отец в молодости служил в Германии, много рассказывал про эту страну. Я любила рассматривать старые фотографии из Германии – с виньетками, кружевные по краям. И когда мне в школе нужно было выбирать, какой язык изучать – немецкий или английский, то я выбрала немецкий, так как была буквально влюблена в Германию.

 — Какой город можно назвать самым биатлонно-гостеприимным?

 — Думаю, со мной согласятся многие спортсмены – это Рупольдинг. Там все очень удобно сделано для спортсменов. Например, всегда стоял шатер для спортсменов и членов команды, куда по аккредитации можно зайти и перекусить. Ведь обычно после стартов мы попадали в такую ситуацию, когда обед уже прошел, а до ужина еще далеко, и мы были голодны, так как по сути ели всего два раза в сутки — утром и вечером. Голодными оставались и сервисмены, ведь они вставали в 4 утра в день гонки, в 5 утра были уже на трассе и готовили для нас лыжи. Мы собирали ребятам бутерброды, привозили на стадион. В Рупольдинге эта проблема была снята.

Но моим любимым все же остается другой город – Ханты-Мансийск. Там мне всегда хорошо бежалось – в любом состоянии, в любой форме, в любую погоду. Не могу объяснить, в чем магия этого города, но там я всегда выдавала хорошие результаты. Атмосфера в Хантах, конечно, замечательная. Это и свои болельщики, которые могут и матерком сказать, подбодрить, и свои повара, которые после удачных стартов угощают специально приготовленным тортиком, украшенным фигурками спортсменов, елочками, стрельбищем.

 — Можете вспомнить самый неудачный свой старт, связанный только с климатом?

 — Нет, потому что чем хуже погода, тем лучше я бегу (смеется). У биатлонистов считается плохо, когда на трассе «каша», все утопают, а мне тренеры говорят: «Света, как раз твоя погода!».

И это правда. У меня очень слабая горная подготовка, я боюсь спусков, особенно со льдом. Мне не страшны снег, вода или «каша», по мне пусть лыжи вообще стоят или даже будут прибиты гвоздем – я со всем справлюсь, но только не со льдом на спусках!

Помню, когда я приехала в Турин перед Олимпийскими играми, увидела на трассе лед – ратрак его еще не разбил – я буквально расплакалась. Начала потихоньку привыкать к спускам: снимала лыжи и в ботинках шла вниз. Прекрасно понимала, что когда побегу, то такого уже не смогу сделать, но по-другому преодолеть себя и победить свой страх не могла.

«ЗАНЯТЬ 81-ОЕ МЕСТО – ЭТО НЕ СМЕРТЕЛЬНО»

 — Вы помните свой первый биатлонный старт?

 — Конечно, у меня их столько было! Мне было 25 лет, когда я вошла в состав экспериментальной команды из лыжниц, которых готовили в сборную по биатлону. Мы бежали хорошо, но стреляли нестабильно. И у нас был очень жесткий отбор.

Помню старт в Эстерсунде, когда я финишировала 81-ой. Стреляла просто ужасно, кажется, промазала все – у меня даже мысль промелькнула, что установка с мишенями сломалась! Заняла 81-ое место, но ничего, не смертельно. Проанализировала гонку и продолжила работать над собой. Для меня это самое последнее дело – сняться с гонки. Я лучше буду ползти к финишу, чем опущу руки и сдамся.

Помню масс-старт в Рупольдинге. На старт я вышла в ужасном состоянии, которое называю «яма». Бегу и понимаю, что двигаюсь еле-еле. Удивительно, но тогда я отлично отстрелялась, на ноль –, но это было связано с тем, что понимала: штрафной круг я просто физически не пробегу, поэтому промахиваться категорически нельзя! Я заняла итоговое пятое место, и это был неплохой результат, но там я буквально гребла, а не бежала. Мне хотелось упасть куда-нибудь под кустик и помереть. В глазах все было мутным, но я добежала гонку из последних сил, старалась не подвести команду, страну, болельщиков.

И все же, честно сказать, мне не хотелось уходить в биатлон из лыж, биатлон среди лыжников не котировался совершенно. Он тогда только набирал обороты. Но раз уж взялась – то бросать на полпути не стала. Работала по максимуму, но в себя не всегда верила. К тому же у меня было плохое зрение…

 — Серьезно? Как же вы стреляли?

 — Да, у меня было -2, и я видела мишень как серое пятно с расплывчатыми краями. За каждый свой промах я получала по заслугам, но стеснялась говорить о проблемах со зрением. И когда призналась, то приняла решение сделать лазерную коррекцию. Тогда, в середине 90-х, только несколько частных клиник делали такие операции – в общем, рискованное дело! Но я решилась, тем более что свободного времени у меня была всего одна неделя — до новых сборов.

Сейчас я не готова пережить подобное испытание. Первые два-три дня не могла открыть глаза, они гноились, это было мучительно. Роговицу во время операции снимали, и когда она нарастала сама, я постоянно чувствовала песок в глазах, рыдала от боли. Спустя неделю я приехала на сбор, несмотря на запрет физических нагрузок в течение длительного времени после операции. На тренировках мне стало хуже: болела и кружилась голова, меня тошнило. Я благодарна своему тренеру Валентину Задонскому, который понял мою ситуацию, поддержал меня и снизил нагрузку.

«ЕСЛИ ФИНИШИРОВАЛА В ДЕСЯТКЕ, ТО ЗВОНИЛА РОДИТЕЛЯМ»

 — Вы смотрите каждую биатлонную гонку?

 — Стараюсь. Но если нахожусь в дороге, то звоню папе, и он мне докладывает: «Бегут плохо! Все, проиграли!» или наоборот «Наши в призах!».

 — А после своих гонок вы тоже звонили папе?

 — Да, если я финишировала в десятке, то позволяла себе позвонить родителям. И для меня это было в определенной степени стимулом пробежать лучше и пообщаться с ними.

 — Они могли вас пожурить за непризовое место?

 — Никогда. Отец всегда меня поддерживал, понимал, что было тяжело, я старалась, и прибавить было уже некуда. Мама поначалу была против того, чтобы я занималась спортом, ведь я была очень болезненным ребенком. Но отец упорно брал меня на лыжню и приучал к спорту.

 — О чем думают спортсмены во время гонки?

 — О, обо всяком. Конечно, нужно заставлять себя думать о гонке, о каждом своем шаге, движении. Но все равно проскальзывают другие мысли, может привязаться какая-то мелодия, которую про себя поёшь и это помогает сохранить ритм бега, или улыбнешься на крики болельщиков. А иногда охота захихикать. Например, я всегда смеюсь над собой после падений.

Помню, как в Оберхофе упала на леденистом спуске, причем летела кубарем, вся в снегу была, словно в сугробе побывала, — и винтовка тоже. Поднимаюсь, представляю себя со стороны – и такой смех меня пробрал, еле сдержалась! Бегу дальше в подъем, аж губу закусила, чтобы не смеяться: что люди подумают? Но уже на стрельбище смех уже улетучился – винтовку от снега прочистить не получилось, и тренеры приняли решение снять меня с гонки.

 — А общаетесь ли со спортсменами во время гонки?

 — Конечно, типа «хоп!» или «уступи дорогу!». Помню, Галя Куклева в Ханты-Мансийске была позади меня, а у меня что-то с лыжами было – ехала как по песку. И вот она меня сперва за палку вперед пододвинула, потом уже за поясницу подтолкнула, мол, давай, езжай быстрее! Или вот на чемпионате мира на масс-старте в Ханты-Мансийске отстрелялись с Альбиной Ахатовой, на подъеме я ее обгоняю, а она мне кричит: «Света, давай быстрее! Уходим!» Но уже на спуске она вышла вперед и финишировала первой.

«В ДЕДА МОРОЗА НИКОГДА НЕ ВЕРИЛА»

 — У спортсменов не бывает новогодних каникул. Можете вспомнить самый оригинальный Новый год для вас?

 — Если находились на сборах, то встречали всей командой, вместе садились за стол, выпивали шампанского. И первого января у нас обычно была тренировка. Сейчас я встречаю Новый год в кругу семьи. И на столе обязательно должен быть мой фирменный холодец – ядреный, с чесночком.

Кажется, когда я училась в школе, Новый год был гораздо интереснее. Мы собирались с девчонками все вместе, готовили по своим рецептам, накрывали нарядный стол – ели, веселились, танцевали и гадали. Помню, было страшновато, но очень любопытно и смешно!

 — А вы помните, что обычно просили у Деда Мороза?

 — Я никогда не писала писем Деду Морозу. Я не верила в Деда Мороза, потому что знала, что он – ненастоящий, неправильный. Я помню свои первые елки, и на каждой из них был свой Дед Мороз, и меня это очень смущало.

 — То есть, лыжи под елкой вы не находили?

 — Нет. С лыжами получилась другая забавная история. Я с пяти лет ходила с отцом кататься на лыжах. И как-то раз мы возвращались с прогулки в переполненном трамвае, стояли на последней подножке. Тогда я жутко замерзла, была как снеговик, и держала лыжи перед собой обледеневшими руками. Отец меня прижал к себе, чтобы двери могла закрыться, но вдруг одна из лыж выскользнула и упала на тротуар. Трамвай поехал, а я стою, плачу.

Чуть позже мне купили новые лыжи – не детские, большие, красивые, лакированные, красного цвета! Отец поставил крепления, и я весь вечер ходила в новых лыжах дома по ковру. Наутро, едва дождавшись рассвета, я надела лыжи и пошла кататься с горки. Но уже через пять минут вернулась: «Папа, это не те лыжи. Они на забор залазят!». Я не учла длины новых лыж, их скорости и наехала на забор. Конечно, я довольно быстро приспособилась к этим лыжам, и очень их полюбила.