Наталья Непряева: Не хочу показывать свою слабость на всю страну, на весь мир!

Российская лыжница Наталья Непряева в интервью РИА Новости рассказала, кто виноват в сломанной за месяц до чемпионата мира руке, каков ее вклад в серебро эстафеты на турнире в Германии, что будет помогать ей готовиться к олимпийскому сезону и почему никогда нельзя плакать на людях. Даже если не плакать невозможно.

— В советском прошлом нам говорили, что каждый из нас всегда должен вести себя достойно, никому ничего никогда не показывать. А сейчас считается, что всякие дрянные эмоции не надо в себе таскать, их обязательно нужно выплескивать. Вы согласны?

— Не соглашусь. Выплеснуться можно в нужное время и нужному человеку. Ты не можешь на первого встречного выплеснуть свой негатив. Все равно нужен человек, который это поймет! Поймет, что я была не в себе. Я не говорю, что это обязательно должны быть близкие. Но у меня, например, получается так, что чаще всего именно близкие выслушивают мои нервные срывы. Потому что я уверена, что человек после этого от меня не отвернется. Он поймет, что это была просто вспышка гнева, и спустя пять минут я опять буду в порядке (смеется). Я сорвалась, мне полегчало, и на этом всё. Но я понимаю, конечно, что так не должно быть. Такой человек может раз промолчать, два, но на третий скажет: «Да иди ты куда подальше!»

— Но ведь по понятным причинам самое большое нервное напряжение случается после неудачного финиша. А где же на финише возьмешь маму, мужа, бабушку, лучшего друга? Их на финише нет. А эмоции есть. И раз там нет близкого человека, наверное, позволительно поплакать?

— Насчет слез я все-таки придерживаюсь мнения, что нельзя плакать на людях. Все равно нужно сдержаться, дойти хотя бы до раздевалки, и уже там, где тебя никто не видит, поддаться эмоциям. Мне сразу вспоминается командный спринт на чемпионате мира. Я старалась сдержаться. Да, я молча, с каменным лицом прошла мимо всех в микст-зоне, и уже когда пришла в раздевалку, дала волю эмоциям.

— Однако и вы, и Юлия Ступак после командного спринта заплакали в том месте, где были фотографы. Эти слезы появились везде, они даже в трансляцию попали. С моей точки зрения, в этом нет ничего скверного. А вы говорите, что нужно сдерживаться. Зачем?

— Затем, что я не хочу показывать свою слабость на всю страну. Даже на весь мир!

— А в чем слабость? Человеку свойственно испытывать эмоции, причем как положительные, так и отрицательные. Это нормально — сегодня человеку хорошо, а завтра плохо. Вы полагаете, что если кто-то увидит, что вам плохо, вас сочтут слабой?

— Конечно, выражать свои эмоции — это нормально. Но все-таки именно слезы, по мере возможности, надо сдерживать. Понятно, что бывают моменты, когда сдержаться невозможно. Но сдерживаться надо.

— А отчего вы плакали после командного спринта? От стыда?

— Нет, мне точно не было стыдно. Это была злость на себя за то, что не смогла. Именно на себя. Не на соперниц за то, что они такие плохие, меня обогнали (улыбается), а за то, что я ничего не смогла сделать. Я чувствовала себя настолько беспомощной в тот момент, что мне стало просто очень обидно.

— И вот прошел месяц после того финиша. Вы уже поняли, что было не так в тот момент?

— Я просто была не в той форме. И эта ситуация мне будет очень помогать в летних тренировках. Именно перебарывать себя. Я имею в виду последний подъем перед финишем, где я ничего не смогла сделать. Вот он мне будет помогать летом (улыбается).

«Те, кто считает, что им тяжело, обычно сидят на диване и жалуются на жизнь»

— Казалось бы — чудо, что после перелома вы смогли выступить на чемпионате мира. Вы даже боролись. Да, не доборолись, но есть же смягчающие обстоятельства! Однако ваш тренер Юрий Бородавко сказал, что благодаря перелому Непряева переосмыслила то, как она готовилась к сезону. Это так?

— Да.

— И как это было? Сидит такая Наталья в гипсе и переосмысливает подготовку?

— (Смеется) Не знаю, как это объяснить. У меня как будто стали сильнее гореть глаза. Оттого, что я должна вернуться. Во что бы то ни стало вернуться. И подойти в такой форме, чтобы хоть как-то навязывать борьбу.

— Вы говорите так, будто сами виноваты в том переломе.

— А кто виноват в нем (смеется)?

— Судьба. Стечение обстоятельств. Вы ведь не специально упали, правда?

— Но я же не на самолете с того спуска летела, а на своих ногах!

— Ну, техническая ошибка...

— ... и совершила ее я...

— ...и вы совершили ее, потому что не доработали в предсезонке?

— А почему люди падают? Были сбои в предсезонке. Не так была проведена работа, как должна была быть проведена. Не хочу вдаваться в подробности, но сбоев действительно было много. И всё это вылилось в такой результат. В том числе и в падение на спуске.

— А эти сбои были связаны с тем, что у вас в душе что-то было не так?

— Да, было очень много внутренних переживаний. Да и со здоровьем были проблемы. Я пропустила почти весь сбор в горах в Терсколе, один из самых важных, потому что у нас в том году был только один сбор в горах. Я приехала, два дня потренировалась, заболела. Вылечилась, и тут же отравилась (смеется). Получилось, что я тренировалась два первых дня и три последних. То есть весь сбор я ничего не делала, лечилась.

— Ну, уж в этом-то вы точно не виноваты! Несчастливое стечение обстоятельств.

— Я такой человек, что не сваливаю жизненные трудности на то, что мне не повезло. «Бедная я, несчастная!» Нет, у меня нет позиции жертвы. Всё, что происходит, случается из-за твоих действий.

— Вы хотите сказать, что лично ответственны за всё, что с вами случается?

— Да. Я никогда не буду жаловаться на жизнь. «Ну вот, здесь мне опять не повезло!» Так и будешь всех вокруг винить.

— Не чрезмерно ли жестко вы относитесь к себе, когда на себя же и берете ответственность за всё, что с вами происходит?

— Нет, потому что больше не на кого перекладывать эту ответственность. Те, кто считает, что это тяжело, обычно сидят на диване и жалуются на жизнь. На то, как им тяжело. А люди, которые думают, как не повторить ошибку, делают шаги вперед.

— Ну, может, и неплохо, что всё это случилось в предолимпийском сезоне?

— Да. Единственное, что я хотела бы забрать из нынешнего сезона — опыт. Да, он был негативным, жестким, но в моей дальнейшей карьере, я уверена, он пойдет только на пользу.

«От этой медали я заработала только ленточку»

— Хоть чем-нибудь в завершающемся сезоне вы довольны?

— Да, было несколько гонок, которые я провела достаточно хорошо. И в тактическом плане, и в смысле физического состояния. В начале сезона и в Куусамо, и в Давосе у меня было неплохое состояние. На Тур де Ски я очень хорошо провела гонку, которую выиграла. Классический масс-старт. Ну, а дальше... (смеется) Дальше, наверное, не отмечу такие гонки. Так что если брать сезон в целом, то негатив явно перевешивает.

— А финиш на втором месте в эстафете на ЧМ? Это ли не позитив?

— Это успех (смеется)! Конечно, это очень хороший результат. Но я привыкла вносить большую долю в эстафетный результат. А тут получилось так, что девочки настолько хорошо отработали на своих этапах, что мне оставалось просто доехать. Ну, не то, чтобы доехать, но, так скажем, удержать результат. Я шутила потом в разговоре с родителями, что от этой медали я заработала только ленточку (смеется). Но на следующий день была мужская эстафета, и вы видели, что удержать втрое место не так уж легко.

— Вот именно! Поэтому я и не понимаю природу этой чрезмерной скромности. Поди-ка удержи!

— Соглашусь с вами. Конечно, это тяжело далось. Да, мне кричали, что сзади еще 30–40 секунд. Но я просто старалась идти своим темпом, аккуратно проходить спуски. Но не было ощущения, что мой этап что-то решил.

— Уж не укоряете ли вы себя в том, что не обогнали норвежку? Разве это было реально с таким-то отрывом?

— Да всё возможно! Но в том состоянии я сделала всё, что от меня зависело. Я отдалась гонке полностью. На что я была в тот момент готова, то и пробежала.

— В чем вы сейчас сильнее себя той, какой вы были до Игр-2018?

— Я стала опытнее. Стала более профессиональной. Морально сильнее. Не физически, а именно морально. Выражается это больше всего в гонках с масс-старта. И в спринте, конечно. Потому что тактически я грамотнее веду гонку.

— Может, просто хитрее стали?

— Вы знаете, когда самочувствие хорошее, ты себя и чувствуешь уверенно. Ты себя ведешь совершенно по-другому. Где-то можешь схитрить, где-то можешь отсидеться, где-то выйти вперед. А когда самочувствие плохое, цель одна — не отстать от пелотона. Всё идет от самочувствия. Даже тактика. Вот у Юрия Викторовича есть такая особенность — он начинает с вечера говорить о тактике. «Там попробуй так, а здесь вот так». А ты сидишь и думаешь: «Ну, как я могу сейчас вечером задумать, как я пробегу завтра? Откуда я знаю, как я завтра буду себя чувствовать?» Есть у меня такое — я не задумываюсь, как буду вести гонку. Понятно, что «разделку» раскладываю, но масс-старты — совсем другое. Могу, конечно, представить, кого я буду «пасти», то есть контролировать. Но только когда стартуешь в гонке, начинаешь адекватно оценивать свои возможности. Понимаешь, за кем тебе по силам удержаться, где тебе лучше поработать впереди, а где повисеть у кого-то на хвосте.

— Но если Бородавко пытается заранее просчитать гонку, значит, это все-таки можно сделать?

— Лично я считаю, что это невозможно. Во всяком случае, это невозможно, когда нет абсолютно классного самочувствия.

— Вы уже достигли той профессиональной зрелости, при которой точно знаете, как пройти предсезонную подготовку, чтобы точно достичь наилучшего самочувствия?

— Нет.

— А что же делать, если этого точного знания нет? Просто слушать тренера?

— Важно, чтобы с тренером можно было договариваться. Он выслушает тебя, ты выслушаешь его, и вы вместе примете решение. А не так, что сколько тренер велел, ты столько и делаешь. Башку отключил и пошел. «Неважно, как ты себя чувствуешь, умри, но сделай». Нет!

— То есть вам повезло с тренером, который именно так и работает?

— Да. Юрий Викторович всегда говорит: «Я только помощник. Вы сами, а я только вас направляю и помогаю». Но лично из меня ничего бы не вышло без такого помощника (смеется).