Егор Сорин — о допинге Бьорген, подготовке жены к сезону и противостоянии Большунова с Клебо

Лыжнице Татьяне Сориной не требуется контроль во время тренировок, потому что ей комфортнее работать в одиночку. Об этом в интервью RT рассказал её муж и тренер Егор Сорин. К тому же, по его мнению, спортсмен высокого уровня обязан быть самостоятельным и уметь брать на себя ответственность. Специалист также объяснил, почему супруга не будет делать операцию на плече перед Олимпийскими играми, удивился, что Хайо Зеппельт не инициировал расследование в связи с признанием Марит Бьорген, и порассуждал о шансах Александра Большунова и Йоханнеса Клебо на трассе в Пекине.

Тренироваться на глетчер Егор Сорин отправил свою жену в одиночестве, и мне даже показалось, что Татьяна немного обиделась. Жаловалась по пути в отель, когда мы подхватили её у подъёмника: «Трассы вообще нет. Всё заметено, снег по колено, на лыжне сугробы. Ратрак обычно приезжает в 10 и 12, но он прокатил лишь один раз утром и исчез. Плюс ветрище жуткий. Боялась заблудиться даже. Заблудишься по такой погоде — вообще никто тебя не найдёт».

На сбор Сорины приехали семьёй: Егор, Татьяна, маленькая София. Соответственно, и разместились не в командном отеле, а в центре деревушки, откуда дорога на подъёмник занимает порядка 20 минут. Вот и на глетчер мы с тренером приехали, чтобы сэкономить время: поговорить по дороге.

— Мы уже и в Норвегии побывать в августе успели, и в Италии. Сейчас ищу возможность перебраться в отель к подъёмнику, чтобы была возможность жить на высоте: всё-таки Олимпийские игры на высоте пройдут. Но пока не получается — всё занято.

— Таня, знаю, травмировалась в Норвегии?

— Да. Она там неудачно упала, выбила плечо. С такими травмами, в принципе, люди вполне успешно бегают, но в нашем случае травма усугубляется тем, что случается не в первый раз, а уже в третий. Когда сустав приходится неоднократно вставлять, суставная сумка растягивается и вероятность рецидива возрастает. Поэтому врачи говорят, что нужна операция.

— Если делать эту операцию сейчас, об Олимпийских играх, боюсь, вам придётся забыть.

— Это мы прекрасно понимаем, поэтому от радикальных методов лечения пока воздерживаемся. Операция — это минимум два месяца покоя, прежде чем нагрузку давать. В первый месяц даже бегать нельзя. Не дай бог случится падение или какое-то неправильное движение, всё вообще может пойти насмарку, тем более что застраховать спортсмена от падений в нашем виде спорта невозможно. Вот мы и решили попробовать дотянуть до Игр без операции.

— Травма ноги, с которой Таня выступала на чемпионате мира, на данный момент устранена полностью?

— Немного беспокоит при кроссовых тренировках, но не настолько, чтобы считать это проблемой. Весной мы сделали несколько инъекций собственной плазмы в травмированный голеностоп, это сильно помогло.

— Три года назад, когда вы только начинали работать самостоятельно, мы разговаривали о том, что кто-то из спортсменов вашей группы будет вполне способен биться за место в олимпийской сборной. Можете кого-то назвать, кроме Татьяны?

— Имена называть не хотел бы. Отвечу общей фразой: шанс есть у многих, так что всё зависит от того, кто и как будет прогрессировать.

— Насколько велика ваша группа?

— 12 человек. Понятно, что в большей степени я сфокусирован на подготовке Татьяны, эта часть работы полностью лежит на мне, с остальными ребятами мне помогает ещё один тренер нашей группы — Андрей Нутрихин. Когда начнётся соревновательный сезон, он сфокусируется на подготовке резерва, а я — на тех спортсменах, кто будет отбираться на Кубок мира и выступать на этапах.

— Маркус Крамер, вместе с которым вы много лет работали в одной бригаде, признался, что в прошлом сезоне перегрузил свою группу и не сумел восстановить её к главному старту. Зная неудержимость Тани в тренировках, вам приходится как-то останавливать её, контролировать степень нагрузки?

— Конечно, приходится, даже ссоримся порой из-за этого. Я вижу, что Таня действительно поставила перед собой очень высокую планку и уже сейчас пытается достичь её за счёт тренировок. Взять сегодняшний день: все катались на глетчере два часа с небольшим, а Таня три.

— Почему она тренируется без вас?

— Такие тренировки, где работать приходится очень равномерно в первой пульсовой зоне, она обычно проводит одна. Не любит, когда ей мешают. А кроме того, Тане вообще не нужен контроль. Технические моменты мы, естественно, обсуждаем, но на глетчере невозможно полноценно работать над техникой, поскольку есть определённые ограничения по допустимой интенсивности. Постоянно приходится следить за пульсом. В октябре прошлого года Таня вообще самостоятельно провела целый сбор: не смогла поехать с командой в Рамзау, поскольку мы не успевали сделать визу для дочки и Таниной мамы, которая помогает нам с ребёнком. Пришлось ехать в Сочи на «Лауру». К счастью, там в это время находились биатлонисты, которые помогли с восстановлением, с биохимией. Вообще, если честно, я не вижу смысла постоянно находиться при спортсменах и контролировать каждый их шаг.

— Развиваете в учениках самостоятельность?

— На самом деле да. Спортсмен высокого уровня просто обязан быть самостоятельным. Должен уметь контролировать себя, брать на себя ответственность, быть независимым от тренера в каких-то вопросах. Всё это касается и Татьяны.

— С группой Крамера вы сейчас вообще не пересекаетесь?

— У нас, к сожалению, не принято проводить совместные тренировки. Хотя мне хотелось бы, чтобы мои молодые спортсмены имели возможность тренироваться с более сильными лыжниками. С теми же итальянцами Крамера, с которыми он сейчас работает.

— А в чём проблема договориться?

— Говорю же — не принято. Далеко не все спортсмены любят посторонних в группе. Моя Татьяна, например, тоже не любит тренироваться с кем-то ещё. Девушкам вообще более свойственно стремление работать в одиночку.

— Примерно то же самое Маркус говорил о Сергее Устюгове.

— Ну вот, видите… Я всегда относился к подобным вещам несколько иначе, когда был спортсменом. Таким же, знаю, был Легков — никому никогда не отказывал. Помню, Саша как-то был на сборе в Обервизентале и попросил что-то ему привезти из Рамзау, где тренировалась наша команда. И так получилось, что отвезти попросили меня, хотя на тот момент я вообще не был знаком с Легковым. Я приехал в Обервизенталь, Легков первым делом спросил, сколько времени я пробуду в их краях, есть ли, где мне тренироваться, и предложил присоединиться к их группе. Так что с парнями в этом плане проще, хотя и не всегда. Но реально хотелось бы с кем-то объединяться хотя бы время от времени.

— Знаю, что ваша жена с большим уважением относится к норвежским лыжницам. Как вы отреагировали на недавнее признание Марит Бьорген в том, что на излёте карьеры у неё была зафиксирована положительная допинг-проба?

— Мне понятно на самом деле, почему иностранцы так любят упоминать подобные вещи в своих биографиях. Это своего рода европейский менталитет — если о чём-то в автобиографической книжке рассказывать, то ничего не пытаться утаивать. Но вопросов после этого признания возникло очень много. Лично для меня это был шок. Когда произошёл известный допинговый случай с Терезой Йохауг, я сразу встал на сторону спортсменки. Воспринял ту историю как несчастный случай, не более. Все мы прекрасно знали Терезу, знали, насколько сильно она способна бежать с мая по апрель, что ей точно не нужен никакой допинг, чтобы так бегать.

— Так, может, потому и бежит с мая по апрель?

— Не думаю. Просто не представляю, что это должен быть за допинг, чтобы спортсмен на протяжении десяти лет и даже больше доминировал во всех гонках. Насколько мне известен механизм действия любого стимулятора, за всплеском результата всегда идёт очень мощный спад, поэтому я всегда с большим подозрением относился к спортсменам, которые весь сезон бегут по тридцатым местам, а потом вдруг неожиданно что-то выигрывают. У Йохауг ничего подобного никогда не наблюдалось, поэтому я её и защищал, когда при мне кто-то начинал обсуждать тот инцидент.

— Но был же случай и с Мартином Сундбю…

— И я тоже подумал: ну ладно, принимает человек противоастматические препараты, может, чрезмерно дозу увеличил или ещё что-то случилось. А сейчас даже не знаю, что думать. Как можно принять препарат, в составе которого вроде бы не содержится ничего запрещённого, но проба показывает совершенно обратное? Мне бы очень хотелось услышать мнение на этот счёт не врачей сборной Норвегии, а профессиональных специалистов-фармакологов, честно скажу. Если такое случилось, почему не поднять все пробы Бьорген за десять лет, тем более что такая возможность прописана в правилах WADA? Почему молчит Хайо Зеппельт со своими расследованиями и борьбой за чистоту спорта? Под нашу страну он копал с очень большим рвением. Так почему сейчас не сделать то же самое в отношении страны, в которой в одном виде спорта насчитывается уже три допинговых случая?

— После того как я прочитала откровения Марит, у меня возник и другой вопрос: насколько сильно распространена в современном спорте практика переноса цикла у женщин фармакологическими способами?

— Ну вот я сам четвёртый год работаю самостоятельно, до этого несколько лет работал с Маркусом. В его и моей команде всегда было достаточно много девушек, и мы никогда не использовали подобных методов. Перебои по женской части у спортсменок бывали, но в этих случаях мы просто снижали нагрузку. Собственно, нарушение цикла — это один из признаков, что в подготовке что-то идёт не так. Может быть, конечно, всё дело в том, что наша медицина не так далеко ушла вперёд в этом вопросе, как норвежская, не знаю.

— Год назад вы сказали, что будете счастливы, если Татьяна будет попадать в двадцатку сильнейших. Какие задачи ставите перед женой сейчас?

— Максимальные. Она, как я уже сказал, сама их перед собой ставит. Нам нужно сделать ещё шаг вперёд, чтобы попадать на подиумы. Ну, а для меня как для тренера основная задача заключается в том, чтобы подготовить Таню к эстафетам. Это те виды, где у нас наиболее высоки шансы на олимпийские медали. Возможно, даже на золотые.

— Благодаря тому, что лыжная программа в Пекине растянута на 15 дней, трёхкратный олимпийский чемпион Йоханнес Клебо собирается стартовать во всех дисциплинах и бороться в каждой из них за победу. Полагаю, что аналогичные намерения имеет Александр Большунов. На кого бы вы поставили в этом противостоянии?

— Провокационный вопрос. Если не руководствоваться национальными пристрастиями, а попытаться высказать независимое экспертное мнение, я бы сказал, 50 на 50. Клебо силён своим финишем, поэтому на финишной прямой в 90% случаев он будет сильнее остальных. Но здесь нужно учитывать специфику олимпийской трассы. А это высота, достаточно, думаю, медленный снег, ветер на открытых участках. Всё это существенные факторы влияния на результат. Плюс финиш после затяжного подъёма, что, конечно же, на руку Большунову. Сильная сторона Саши заключается прежде всего в умении терпеть, держать дистанционную скорость.

— Допускаете, что в Пекине вся норвежская мужская команда будет максимально работать на Клебо?

— На такой сложной трассе, если реально будет ветер и небыстрый снег, — вряд ли.

— С чего вы взяли, что снег будет медленным?

— Простая логика. По погоде на такой высоте в феврале наверняка будет минус, возможно, достаточно большой. Соответственно, снег окажется перемороженным. Возможно, на лыжне будет лежать основа из искусственного снега, но, скорее всего, он будет замешан с натуральным. Подобные условия дают, как правило, небыстрое скольжение, не такое, как в Европе. Соответственно, и бежать становится сложнее. В целом специфика трассы говорит, конечно же, не в пользу Клебо, и это очень сильно уравнивает шансы. Но многое будет зависеть от того, кто в какой форме подойдёт к Играм.