Елена Вяльбе: Никогда не буду работать в какой-то другой стране, кроме России

Президент Федерации лыжных гонок России, трехкратная олимпийская чемпионка Елена Вяльбе, приехавшая на сбор национальной команды в австрийский Рамзау сразу после заседания FIS, которое состоялось в Цюрихе, рассказала корреспонденту агентства «Р-Спорт» о плюсах большого количества бригад в сборной, о минусах узкой специализации, а заодно объяснила, почему ждет 31 октября исключительно с позитивными чувствами.

 — Вам удалось хоть в какой-то степени почувствовать в Цюрихе, как коллеги по техническому комитету FIS настроены в отношении отстраненных от соревнований российских спортсменов?

 — Эта тема вообще никак не затрагивалась. Мы обсуждали только текущие вопросы: будущий календарь, возможные виды программ.

 — В том числе перспективу исключения скиатлона и классического спринта из программы Олимпиад?

 — Да. В том, чтобы исключить скиатлон из программы, заинтересованы, прежде всего, небольшие страны. Им этот вид просто невыгоден. Готовить для скиатлона классическую и коньковую трассы сложно и дорого. Но мне, тем не менее, не хотелось бы, чтобы подобное решение было принято. Более того, считаю, что дисциплины, которые входят в программу чемпионатов мира и Олимпийских игр, должны существовать и в программе Кубков мира, и на национальных первенствах.

«ПРИХОДИТСЯ ОПРАВДЫВАТЬСЯ ЗА ТО, ЧЕГО НЕ СОВЕРШАЛ»

 — Оглядываясь сейчас назад на тот период, когда шесть российских лыжников были отстранены от гонок, не считаете, что пытаться отстаивать свою правоту в судах, тратить огромные деньги на адвокатов было в какой-то степени бессмысленно?

 — Если знаешь, что прав, нужно искать любые рычаги для того, чтобы доказать эту правоту. Поэтому мы и пытались судиться. Опустить руки и вообще бросить человека в сложной ситуации наедине с проблемой с моей точки зрения неприемлемо. Что до судебных разбирательств, они хотя бы определили дату, когда вся эта история должна закончиться. Если, разумеется, не появится новых доказательств, которые сейчас ищет комиссия Освальда.

 — С какими чувствами ждете этой даты?

 — Да и чувств-то особых уже не осталось — все слишком устали ждать. Думаю, что уже и спортсмены смирились с тем, что тренируются не для того, чтобы выступать, а ради самих тренировок. Все очень сложно и потому, что приходится доказывать какие-то совершенно непонятные вещи. Опровергать надуманные обвинения, оправдываться за то, чего не совершал.

 — Насколько вы сейчас принимаете в расчет тех спортсменов, кто отстранен от выступлений?

 — На 100%. Я вообще не думаю о том, что решение, которое будет озвучено 31 октября, может оказаться отрицательным. Не имею права держать в голове подобные мысли. Мысль материальна, зачем же я сама буду притягивать какой-то негатив? Поэтому на известную всем дату я смотрю лишь с той позиции, что это день, после которого шесть наших спортсменов вернутся в строй и будут продолжать готовиться к Олимпийским играм.

ЛЕГКОВУ ВСЕГДА НУЖНЫ БЫЛИ И КНУТ, И ПРЯНИК

 — У вас, как у президента федерации, идет к концу второй олимпийский цикл. Насколько полезен тот опыт, который вы успели получить перед не самыми для вас удачными Играми-2014 в Сочи?

 — Опыт всегда полезен – и руководителю, и тренеру, и спортсмену. Тот же Саша Легков не слишком удачно выступал на двух Олимпиадах — в Турине и Ванкувере — прежде чем стал чемпионом в Сочи. Хотя не думаю, что он сумел бы выиграть, не имей рядом Изабель (Кнауте), при его-то характере.

 — А какой у Легкова характер?

 — Ему всегда был нужен как кнут, так и пряник. Юрий Викторович Бородавко, у которого Саша тренировался много лет, был кнутом, я тоже. Изабель же мало того, что идеально организовывала весь рабочий процесс, работая помимо всего прочего переводчиком между Сашей и Рето Бургермайстером, так еще оказалась очень хорошим психологом. Знала, когда похвалить спортсмена, когда и в какой форме можно высказать критику. Многие, знаю, до сих пор считают, что я не должна была позволять себе в адрес Легкова каких-то резких высказываний в прессе, хотя, на мой взгляд, я имею полное право высказывать все, что считаю нужным.

 — Вам не создает проблем, что в сборной сейчас объединены пять бригад, с каждой из которых приходится находить общий язык?

 — Когда я только пришла работать, то мечтала о том, чтобы у нас была единая команда, как это было когда-то в советские времена. Чтобы девчонки обязательно тренировались вместе с ребятами, чтобы на сборах тоже все были вместе. Пыталась всем доказывать, что это гораздо правильнее, чем разбегаться по углам. Но на этом все и заканчивалось. Только со временем я поняла, что в большом количестве бригад есть свои плюсы: конкуренция в этом случае велика не только между спортсменами, но и между тренерами тоже. А потом, вспомните Олимпиаду: Легков подошел к Играм-2014 в совершенно идеальной форме: выиграл индивидуальную дистанцию, вытащил эстафету. А тот же Максим Вылегжанин пика формы так и не достиг, поэтому и остался без золотой медали.

В этом отношении иметь в сборной несколько бригад – это, конечно же, плюс: если одни не угадают с пиком формы, всегда есть шанс, что угадает кто-то другой. Кроме того, тренироваться в одном месте бывает проблематично по чисто техническим причинам: не всегда удается попасть в желаемое время в тот же зал или на роллерную трассу, даже сходить в баню, когда там находится много людей, не совсем комфортно. Поэтому у нас сложилась практика хотя бы на неделю собирать все группы вместе только два раза за сезон: на установочном сборе в Эстонии и в Рамзау. Во время таких сборов мы много общаемся с тренерами, проводим разбор полетов для сервисеров, решаем, как они будут работать в следующем году, получаем экипировку на предстоящий сезон. Да и спортсменам бывает полезно увидеть друг друга. Остальное время тренеры работают исключительно в соответствии с собственными планами. У каждого есть свои «намоленные» места.

 — Как у Маркуса Крамера в итальянском Валь Сеналесе?

 — Да. Туда же два года ездил со своими спортсменами Олег Перевозчиков, но почему-то ему там не слишком понравилось. А Маркус, напротив, очень любит это место.

«КРАМЕР НЕ СТРЕМИТСЯ ИСКУССТВЕННО ОГРАНИЧИВАТЬ СПОРТСМЕНОВ ЖЕСТКИМИ РАМКАМИ»

 — Кстати, раз мы уж вспомнили о группе Крамера: насколько серьезна травма надкостницы у Сергея Устюгова, из-за которой он был вынужден пропустить в Рамзау одну из тренировок и обратиться за помощью к немецким врачам?

 — Это травма не новая, но запущенной ее не назвать: Сергей в этом отношении не тот спортсмен, кто терпит до последнего и спохватывается, когда болячки приобретают хронический характер. К тому же она не относится к разряду тех, что мешают кататься на лыжах. Насколько знаю, сейчас Устюгов не может полноценно выполнять только кроссовые тренировки, но бег – это немножко другая история. Кататься на роллерах травма Устюгову не мешает, надеюсь, что и зимой проблем не будет.

 — Почему для вас было столь важно абсолютно во всем отстоять собственную точку зрения, когда вы пришли в команду?

 — Не знаю, наверное, характер такой. Мне даже муж говорит, что я люблю поспорить, люблю, чтобы последнее слово осталось за мной. Со временем я начала понимать, что какие-то мои взгляды не совсем верны: слишком сильно изменилось время, да и люди тоже. Хотя какие-то вещи мне кажутся правильными до сих пор.

 — Например?

 — Например, я никогда не считала разумным создание отдельной спринтерской группы, несмотря на то, что в этой группе у нас появились два таких сильных спринтера, как Никита Крюков и Александр Панжинский.

 — Почему же тогда не считали?

 — Мне кажется неправильным загонять талантливых людей в какие-то искусственно созданные рамки. Спринтерских групп нет нигде в мире, все от них отказались. Мы же, получается, сами не даем спортсменам полностью раскрыть свой потенциал. Я не говорю, что все обязаны бегать 50 километров, но есть ведь и другие дистанции: «десятки», «пятнашки», наконец, масс-старт, где присутствует та же самая контактная борьба. Да и спринт бывает разным. В Сочи, например, он всегда был «рабочим» — там очень серьезная и тяжелая трасса. А есть так называемые «городские» спринты – по ровным трассам, где разве что небольшой «пупыречек» найдется. Я не против этого: понимаю, что такие гонки популяризируют наш вид спорта, более того, хотела бы когда-нибудь, чтобы спринтерская лыжная гонка прошла и по московским улицам тоже. Но загнать спортсменов только в эти рамки мне кажется категорически неверным. Сейчас тот же Саша Панжинский, Никита Крюков, Леша Петухов и Глеб Ретивых очень сильны. Но если попадут на Олимпийские игры, то каждый из них сможет в лучшем случае выступить только в одном виде программы.

Есть и другой момент. На обычной дистанции ты можешь упасть, как это случилось в Сочи с Сергеем Устюговым, затем снова догнать лидеров и при удачном раскладе даже оказаться на пьедестале. В спринте это невозможно в принципе: если ты хотя бы раз просто споткнулся – все, караван ушел. Поэтому так обидно видеть, что спортсмен может больше, чем делает. Я в таких случаях больше злюсь, более резко высказываюсь. Мне каждый раз хочется, чтобы спортсмены поняли это раньше, чем их время в спорте уйдет безвозвратно.

 — А с Крамером вы находите общий язык?

 — У Маркуса как раз нет стремления искусственно ограничивать своих спортсменов какими-то жесткими рамками.

 — Но вы ведь сами не так давно сказали в адрес Натальи Матвеевой, что она совершенно напрасно загоняет себя в рамки спринта.

 — Да, но при этом сам Маркус постоянно старается «втиснуть» Наташу в «большую» эстафету. У Наташи прекрасный характер для спорта, она очень целеустремленная, много лет пробивается через тернии, и я верю, что дойдет до своей заветной звезды. По крайней мере, мне очень этого хотелось бы. Не думаю, кстати, что на чемпионате мира в Лахти Матвеева пробежала бы в эстафете хуже, чем, допустим, пробежала Полина Кальсина. Но очень сложно приехать на чемпионат мира и с листа поставить человека в эстафетный состав в надежде, что все сложится. Одно дело, когда человек бегает скиатлоны, масс-старты – то есть классические дистанции. Но Наташа-то их не бегает. Может быть, что у нее в эстафете все сложилось бы. А может, нет — тут не угадаешь. Прав ты был в том или ином решении или не прав, можно с уверенностью сказать только после финиша, когда пришла победа. Или не пришла. Но у универсалов шансов всегда больше.

Или взять того же Петухова: я знаю Лешу как победителя чемпионата России на дистанции 50 км. Кто его засунул в спринт? Зачем? Почему он не бегает другие дистанции хотя бы внутри страны? Каминский много раз мне объяснял, что когда человек начинает бегать более длинные дистанции, у него исчезает необходимая для спринта резкость, но я по-прежнему стою на своем. Очень хочу посмотреть, кстати, как в этом сезоне будет бегать Йоханнес Клебо – новая норвежская звезда. Он более расположен к тому, чтобы бегать спринт, но выступает и на дистанциях – удивительный спортсмен, самобытный, со своим видением техники классического стиля. Глядя на него, все вообще схватились за головы и рты пооткрывали. Оказывается, можно бегать на лыжах в прямом смысле этого слова, как мы бегаем кросс. Для меня бег Клебо стал открытием – я ничего подобного никогда раньше не видела. Думаю, норвежец станет очередным спортсменом, кто докажет, что совершенно необязательно бегать только спринт, даже если ты очень к этому расположен.

«МАЛЕЙШЕЕ ЗАМЕЧАНИЕ ИНОГДА ВОСПРИНИМАЕТСЯ ОЧЕНЬ БОЛЕЗНЕННО»

 — В нескольких интервью вы упомянули, что некоторые спортсмены и тренеры считают вас злой. Это угнетает?

 — Нет, я просто знаю, что обо мне так говорят. Малейшее мое замечание иногда воспринимается очень болезненно – вплоть до того, что вызывает у людей панику. Был случай, когда я сказала спортсмену: «Завтра все в твоих ногах», а человек, как выяснилось, не спал всю ночь из-за этого. С такой тонкой нервной системой, считаю, просто не надо находиться в спорте.

 — А может все дело в том, что ваше поколение спортсменов было другим — гораздо более устойчивым, более уверенным в себе?

 — Не знаю. Но знаю другое: если спортсмен до такой степени болезненно воспринимает самые обычные слова, собраться и показать результат ему будет очень тяжело.

 — Вы уже имели возможность изучить олимпийскую трассу в Пхенчхане?

 — Обычно я не хожу по трассе, смотрю только план. Во время соревнований предпочитаю смотреть гонку со стадиона – мне это более удобно. Но по трассе в Пхенчхане ходила – специально ездила в Корею, чтобы посмотреть, где нам предстоит соревноваться. Будет непросто – трасса сложная. К тому же маленькая высота всегда опасна.

 — Чем именно?

 — При высоте в полторы тысячи метров это ощущается, даже когда просто ходишь по лыжне, а не бежишь. А вот когда высота маленькая, ты автоматически ведешь себя в гонке так же, как и на равнине. И «накрыть» может в любую секунду, причем никогда не угадаешь, когда именно эта секунда наступит. Плюс – разница в часовых поясах. Плюс – не самый приятный климат с сильными ветрами.

 — Я успела заметить определенную закономерность: наиболее высокие результаты часто показывают те спортсмены, кого вы ругаете в процессе подготовки сильнее прочих.

 — У нас же все, как в семье: наиболее отчаянно ругаешь того, кого сильнее любишь. И спрашиваешь с такого человека больше. Тут вполне уместна поговорка: «Если женщина перестала выносить мужчине мозг, значит, он навсегда ее потерял». Если тренер или руководитель перестал обращать на спортсмена внимание, надо немедленно хвататься за голову и искать причину. На самом деле я очень хочу, чтобы российские лыжные гонки стали такими, какими были в советские времена. Делаю ради этого все. В финансовом плане сейчас далеко не те времена, что были перед Играми в Сочи, но у нас по-прежнему никто из спортсменов ни в чем не нуждается. Вряд ли найдется хоть один человек, кто скажет, что ему чего-то не хватает.

 — Иногда мне кажется, что в глубине души вы стремитесь выиграть с командой то, чего не сумели выиграть в бытность спортсменкой?

 — Не скажу, что не удовлетворена собственной спортивной карьерой, но, возможно, в какой-то мере вы правы. С другой стороны, никогда не была склонна приписывать себе чужие достижения. В данном случае я просто винтик одной большой машины. И так же, как другие, хочу, чтобы наши спортсмены были лучше всех. В этом плане меня можно назвать националисткой: никогда не буду работать в какой-то другой стране, кроме России.

 — А приглашали?

 — Сразу после окончания карьеры – да. Но очень быстро все поняли, что это бессмысленно.

 — У вас трое детей, двое внуков. Хоть иногда бывает желание бросить эту сумасшедшую работу и вернуться к обычным домашним заботам, каким-то чисто женским радостям?

 — Если меня оставить без работы, я со своей энергией всех домашних просто замучаю. Мне вообще кажется, что без работы быстро уйду из жизни. Я должна понимать, что нужна, мне нравится работать, у меня хватает на это сил и энергии. Надеюсь, что все это приносит лыжным гонкам не только вред, но и пользу.